Будь проклята война
Автор(ы): Street Girl
Фэндом: Роулинг Дж., Гарри Поттер и...
Рейтинг: NC-17
Комментарии:
Герои: Северус Снейп/Гарри Поттер
Жанр: ой, что будет-то...
Предупреждение: слэш, спойлеры к 5-ой книге.
Дисклеймер: не мое.
Примечания от Лекс: Практически на протяжении всего фанфика я плакала... Это единственный фэн, который заставил меня так переживать, больше я подобного не встречала. Написано на грани, край лезвия, по которому только может ступать человек, дикое отчаяние и горькая невозвратимая потеря...
Начало, продолжение в комментариях.ГЛАВА 1
В тот день лагерь разделился. Часть – те, которым было наплевать на все, кроме победы, вернулись домой к женам, матерям, детям – праздновать освобождение мира от той темной волны, что накатывала на него и затапливала его в течение последних пяти лет. Вторая же часть отправилась на ЕГО поиски. ЕГО, чье имя сегодня и последующие дни будут произносить тысячи, миллионы раз... ЕГО, который избавил мир от зла.... ЕГО, что пропал куда-то после смерти окончательной, физической и духовной, Темного Лорда... ЕГО, национального героя Англии... Гарри Поттера...
* * *
– Сэр! Профессор! – раздался девчоночий голос, и я обернулся на зов. Вирджиния Уизли, заплаканная, с синими кругами под глазами, стояла напротив и протягивала мне письмо. Ее тонкая рука мелко-мелко тряслась... И меня вдруг затопило – нет, не жалостью, на которую с годами я перестал быть способен... – нет, просто обычным человеческим сочувствием к человеку из-за его искалеченной жизни.
Сочувствием к этой молодой, еще совершенно не успевшей пожить девушке, которая в одночасье превратилась из наивной девчонки во взрослую женщину... Потеряв родителей и почти всех братьев – в живых остались только Уильям и Рональд, – она теперь боялась каждого известия, которое приходило из-за стен штаб-квартиры... Она боялась, что в этом письме, адресованном мне, написано о еще чьей-нибудь смерти... О ЕГО смерти...
И, следует признаться, я тоже боялся... Боялся того, что один из моих кошмаров, где я ЕГО теряю, воплотится в жизнь и больше я никогда, никогда ЕГО не увижу...
«Северус
Ничего. Мы прочесали дома Ноттов, Паркинсонов и Крэббов. Осмотрели все – нигде ничего нет. Мне очень жаль. На завтра запланированы Малфои и Гойлы. Я думаю, что мы обязательно скоро найдем его.
PS: передай своим, чтобы не теряли надежду.
К. Шаклболт»
Я усмехнулся, но как-то грустно и беззлобно. А потом махнул рукой напрягшейся девушке, и она, опустив голову, ушла... А я все еще сидел, и в ушах у меня отдавался эхом дробный стук ее каблучков...
Я найду его, живого или мертвого, найду САМ, потому что то скопище баранов, которые в своем большинстве составляют Орден Феникса, совершенно ни на что не способны.
Я найду его.
Клянусь.
* * *
Мои мысли уже привычно унеслись в прошлое на два года назад. Когда в то летнее, светлое утро солнце было похоже на огромный масляный блин, кто-то изо всех сил забарабанил в мою дверь...
Оторвавшись от переиздания Борджиа, я нехотя встал, думая, что это еще один семикурсник с подарками в честь его счастливого избавления от меня, великого и ужасного профессора Алхимии. Но когда я открыл дверь, то чудом сумел удержать на лице некоторое подобие презрения, смешанного с полным равнодушием. Нет, это действительно был студент, семикурсник – уже бывший, – гриффиндорец... Но, что больше всего меня поразило, это был Гарри Поттер...
После всех волнующих событий его пятого года обучения этот несносный мальчишка предпочел закрыться в оскорбленном молчании... Либо постоянно напоминать мне о той роли, что я сыграл в кульминации. Ну, это я, наверное, виноват в том, что он совершенно необучаемый? Что его драгоценный крестный как был всю жизнь редкостным ублюдком, таким и остался после тюрьмы?
Но в глазах Поттера не блистало никакой лихорадочной неприязни, ставшей столь обычной за последние года. Нет, в глазах Поттера было что-то такое, от чего я сначала отшатнулся, потому что дражайший отпрыск моего заклятого «друга» казался сумасшедшим. Его глаза пылали, но не ненавистью или злостью, а чем-то другим, на щеках выступил нездоровый румянец, галстук был ослаблен, а ворот рубашки расстегнут, создавая впечатление, что мальчишке не хватало воздуха.
– Мистер Поттер! – я церемонно поклонился, недоумевая, что он тут забыл в свой последний день. – Мое почтение!
– Профессор Снейп! – мальчишка лишь небрежно кивнул мне в ответ, и я с трудом сдержался, чтобы не сорваться на него.
– Мистер Поттер, я чем-то могу вам помочь или это просто дань вежливости?!
– Да, можете!
– О, я упоен! – саркастически прокомментировал я. – Так в чем же дело, мистер По-о-о-о... м-м-м-м...
В этот момент что-то влажное и настойчивое зажало мне рот. В первые мгновенья я просто впал в ступор и не мог сделать ни единого движения, не мог сказать ни слова, оттолкнуть... А тем временем наглый язычок продолжал свое путешествие, исследуя пространство моего рта и...
– ПОТТЕР! – рявкнул я, вырвавшись и теряя свои замысловатые «вы». – Либо ты сейчас же объяснишь, какого дьявола и лешего ты тут делаешь, либо я сейчас же облегчу задачу Вольдеморту, убив тебя на месте, тут же и сию минуту!!!!!!!!!
Не то чтобы я не имел практики общения с домогающимися студентами. Имел, очень даже имел, и со студентами, и со студентками... Это одно из составляющих обычной, ничем не примечательной жизни хогвартского профессора... И обычно все это заканчивалось просто и быстро.
Обливиате! – и спокойная жизнь во всех отношениях...
Но чтобы Поттер... Поттер... ПОТТЕР!!!!!!!
Сейчас мне уже и не вспомнить, кто из нас снова сделал первый шаг... первый шаг к бездне... Я не помню, чьи губы первыми прижались с губам другого, я лишь помню тепло чужих губ под моими, тепло сцепившихся в борьбе языков... сцепившихся не на жизнь, а на смерть...
Лихорадочные движения рук, срывавших одежду клочьями, два тела, обнаженных и просящих ласки, а потом ОГОНЬ!
* * *
Это чувство, которое догорающим углем тлеет в моем заледеневшем сердце, ежесекундно заставляя его биться, появилось не сразу. Это была еще не любовь и, конечно, больше не ненависть, не нежность и, само собой, не доброта... Это было тогда лишь стремление защитить неожиданно ставшего для тебя дорогим человека... защитить во что бы то ни стало...
Мне было без разницы, кем был я и кем был ОН, мне было все равно, что о нас тут же узнали Дамблдор и Вольдеморт, что моя шпионская миссия провалилась с громким треском... Я жил, выпивая всю жизнь без остатка, живя той жизнью, какой я еще не жил...
Но будь проклята война!
Когда я отпускал ЕГО к Темному Лорду, я предполагал, что можно ждать двух возможных исходов: что он победит и вновь спасет наш никчемный мир или что он погибнет, войдя в историю, как самый неистовый, самый дерзкий и храбрый гриффиндорец, борец со злом, борец с Вольдемортом...
Но к такому повороту я, признаться, готов не был... Вольдеморт мертв, и об этом красноречиво сказала моя полыхнувшая в ту секунду смерти черная метка перед тем, как исчезнуть... Но ЕГО вот уже который день ищут лучшие авроры страны, лучшие специалисты министерства и Ордена – но, как видно, безрезультатно.
И горечь от возможной мысли о его смерти еще причиняет не самую сильную боль. Надежда, что вот уже почти неделю поддерживала нас, начала испаряться, как туман, оставляя членов Ордена в безысходности и скорби...
День за днем, уже не знаю сколько часов Ремус Люпин, Кингсли Шаклболт, Нимфадора Тонкс с чертовой прорвой ищеек, авроров и детективов пытались разыскать его. Но тщетно.
Немногочисленные оставшиеся в живых друзья ЕГО обезумели – потерять еще и ЕГО... Это было бы слишком... Достаточно жертв: Упивающиеся смертью перебили весь выпуск Гриффиндора 1998 года, а несчастный Невилл Лонгботтом повторил участь своих родителей, отправившись в больницу Святого Мунго все от той же руки, руки Бэллатрикс Лестрэйндж... Я не могу смотреть без содрогания на то, во ЧТО превратили эти изверги мальчишку... А злой рок, преследующий семейство Боунсов? А убитые в своем собственном доме Чанги? А отправленные на тот свет Аммос и Мишель Диггори? А их маленькая дочь, которая вот-вот должна была пойти в Хогвартс? А Уизли? А Грэйнджеры? А МакМиланны?
И это только те, кого я знал... А те, кого я не знал?! Безымянные магглы и магглянки, их дети и старики... А те волшебники, с которыми я не был знаком?
Семья Крамов, которую истребили Упивающиеся смертью во главе с Малфоем-младшим? Та семья французов Делакур, чья дочь участвовала в Тремудром турнире? Вуды, Финч-Флетчли, Дэйвисы, Спиннеты...
Да этот список можно продолжать бесконечно...
И я не буду этого делать...
Я, ни на кого не надеясь, буду заниматься ЕГО поисками сам. И найду его во что бы то ни стало.
– Клянусь! – прошептал я, положив руку на Библию.
ГЛАВА 2
Той ночью меня снова принял в свои когтистые объятия один из ТЕХ снов... Снов, где я ЕГО теряю...
Я шел по едва освещенному факелами коридору, и где-то вдали слышались отзвуки чьих-то шагов. И я знал, чьими были эти шаги... Это были ЕГО шаги... Я шел вперед, одновременно больше всего на свете желая проснуться, но мой разум покинул меня. Разум, измотанный последними годами, всем тем, что мне пришлось увидеть, всем тем, через что мне пришлось пройти, внял мольбам измученного тела.
И внезапно шаги, отражавшиеся дробным эхом от каменных стен, смолкли... И мое сердце сначала пропустило несколько ударов, замерло внутри лишь на одной тонкой струне, а потом заколотилось... Бешено, отчаянно, рывками, стремясь выскользнуть из груди...
И я ринулся вперед, то и дело налетая на какие-то вещи, преграды, но я не обращал внимания на то, что это было... Спотыкаясь, я бежал, не разбирая дороги, моля Господа, Мерлина и всех богов, колдовским и маггловских, лишь об одном... чтобы ОН не исчезал... чтобы ОН подождал меня... Не уходил один...
И я вновь один оказывался в отделе Тайн, в помещении, где было сотни, тысячи дверей, в одну из которых зашел ОН... И я знал, в какую... Туда, куда простым смертным входа нет... Туда, куда мог войти только ОН... Туда, куда звала ЕГО его сила... Туда, куда я никогда не смогу отправиться... Туда, где я никогда не сумею его найти...
Никогда...
А потом на смену кошмарам пришли воспоминания – реальные, но такие же страшные и пронзительные...
Ночь... Кладбище... И несколько десятков человек в черных мантиях, капюшонах и белых масках... И я среди них... И двое посреди круга, образованного Упивающимися смертью... ОН и Вольдеморт... Две пары глаз, жадно ждавших первого шага соперника... И два луча, красный и зеленый, встретились на полпути и, срикошетив, разделились... И две застывшие в ожидании фигуры... И сведенные судорогой напряжения черты лица... И морщинки, залегшие на лбу... И две палочки, взлетевшие в воздух одновременно...
И два резких выкрика...
«Авада Кедавра!»
«Круцио!»
И бросившийся защитить своего хозяина от пытки Айвери...
И зеленый луч, летевший к НЕМУ...
А потом мое неуловимое движение в сторону...
И я изо всех сил толкаю его прочь...
И десятки разгневанных вскриков...
И боль, от Круацитуса, заставившая меня сложиться от боли пополам...
И я просыпаюсь в подземелье, в своей постели, покрытый потом и липким чувством беспокойства.
* * *
Я не хотел смотреть на то, как авроры брали штурмом поместье Малфой-мэнор... Но Дамблдор в буквальном смысле «приказал» ... Где уж там противиться приказам начальства?
Я никогда не забуду то, как яростно сопротивлялись трое против целой дивизии авроров и Ордена в полном (почти) составе. То, как бешено бился Люциус, защищая свой дом и свою семью... И то сколько авроров пало от руки Драко... Истерический хохот Нарциссы, когда ее, связанную, вели к дементорам Люпин и Дедалус Диггл... И то, как Люциус, поняв, что положение безвыходно, что он загнан в угол, направил палочку острием себе в грудь:
– Малфой не сдается! Никогда! Даже если он упал, он встает с гордо поднятой головой и дерзким взглядом... Лучше смерть, чем бездействие и повиновение нечистокровному врагу...
И через мгновенье его тело с глухим мерзким стуком упало на хрустящую от инея траву, пожухшую, бледно-желтую траву, уже покрытую первым напоминанием о зиме... И его роскошные волосы растрепались, и взгляд его остекленел, а черты его лица были сведены в последней гримасе, смертельной гримасе.
Лицо, не утратившее ни апломба, ни лоска... Мертвое лицо...
И страшно закричала Нарцисса, прекратив истерику и пытаясь вырваться из рук своих конвоиров...
И машинально опустил волшебную палочку Драко, в окоченении глядя на отца... На своего уже мертвого отца...
А потом он завыл, словно раненый зверь... И вой его, по-звериному полный беспросветного отчаянья и непритворной горечи, резанул мои уши...
И я аппарировал, не став дожидаться того, что последует потом... Я видел достаточно для того, чтобы мертвые фигуры, новые фигуры, стали являться ко мне во снах...
* * *
– Во сколько лет вы присягнули на верность Темному Лорду?! – металлический, неживой голос Эмилии Боунс, потерявшей всех родственников, от младшего брата до племянницы Сьюзен, был похож на голос заводной маггловской куклы.
– В семнадцать.
– Вы сделали это по собственной инициативе?!
– Да.
– Вас никто не заставлял?!
– Кто мог меня заставить?!
Тупой разговор. Во всех отношениях тупой...
– Вы участвовали в пытках людей??
– О да! – фанатичным огнем пылали глаза младшего, и теперь уже единственного оставшегося в живых Малфоя. – Я не только пытал, а еще и убивал! И я горжусь тем, что избавил волшебный мир, мой мир, от того мусора и грязнокровок, что наводнили его в последние годы.
– Вы знаете, где находится Гарри Поттер?!
Я моментально вышел из ледяного оцепенения, в котором пребывал последние полчаса бессмысленного до этого момента допроса Малфоя.
– А вы еще надеетесь, что он жив?! Неделя прошла...
Молчание. Я сцепил зубы, сочтя нужным промолчать...
– Даже если бы я и знал, где ОН, то не сказал бы... Его, должно быть, ТАМ уже нет!
И я поднялся, не выдержав, провожаемый тремя парами глаз: Эмилии Боунс, Тонкс и Малфоя, – и кивнул, давая разрешение использовать на Малфое любые заклятия и зелья, вплоть до Веритасерума и Непростительных проклятий. Любые средства. И все только для того, чтобы найти ЕГО.
Нарцисса Малфой не выдержала пыток. Сыпля проклятиями и морщась от жгучей боли во всем теле, она выплюнула несколько всего лишь слов. Уэльс и точные координаты местности, где ОН находился.
Через час раскололся и Драко под Круацитусом и Резальным заклятием, подтвердив слова матери...
Я смотрел на этих двоих и думал о их сломанных жизнях... О том образе жизни, что они выбрали для себя... И о том, к чему это привело...
Будь проклята война...
Думал о других сотнях и сотнях тысяч искалеченных жизней...
О своей искалеченной жизни...
О ЕГО искалеченной жизни...
О чем-то загубленном детстве...
О чьей-то пролетевшей в борьбе молодости...
О жизнях, отданных во имя победы...
Во имя мира в мире...
Будь проклята война...
А потом развернулся и, взмахнув полой мантии, вышел за дверь... Время пришло...
Да будет проклята война...
ГЛАВА 3
Война – это есть зло. Подобно тому, что самое великое физическое зло на земле – это смерть, точно так же и война – является великим злом, но только моральным... Сколько людей предало наш Орден Феникса, перейдя на сторону врага, считая, что избежит неминуемого... Они предали нас, как Петтигрю. Нанесли подлый и трусливый удар в спину... Сначала мы катастрофически проигрывали; Темный Лорд опережал нас с каждым шагом, с каждым своим ходом, и война была похожа на игру в шахматы... Нам постоянно ставили шах, но мы спасались, мы боролись изо всех сил и с невероятными усилиями все же избегали предначертанного – смерти...
Война – это эпидемия... Это болезнь, которая хуже всех остальных болезней – и холеры, и оспы, – на земле... Павшие в войне поражают своих близких и любимых горечью потери, вдовством, сиротством... Оставшиеся же в живых заражаются неисцелимыми недугами: жестокостью и презрением к человечеству, цинизмом и ненавистью ко всему живому на земле... к оставшимся в живых...
Парадоксально, но узы войны, отношения, приобретенные в ходе войны, нерасторжимы. Вот, например, наша с НИМ ненависть, обоюдная, доставлявшая обоим истинное наслаждение, переросла сначала в животную страсть, потом в искреннюю, теплую привязанность, а потом в... любовь?!
Война – это война...
Будь проклята война!
Принятие войны – это принятие всего того ужаса, что она неизменно принесет за собой. И если в войне есть остервенелое желание выиграть у одной стороны, то на другой стороне, в другом стане – есть великое чувство, любовь... Любовь, которой будет суждено преломиться во тьме... Любовь, моя и ЕГО...
Война допускает любые жестокости и гнусности, и она оправдывает любую мразь, совершившую их, оправдывает псевдоблагими целями... Во имя победы...
Те жестокие и не принесшие никому ничего зверские пытки и убийства грязнокровных волшебников и их семей – Грэйнджеры, Томасы, Криви, Лоуленсы, Петерсоны, Эвены... кому была от этого польза? что это изменило в мире? То, что в нем стало на несколько людей меньше? Что? Ну, кроме того полного морального удовлетворения, полученного извергами, что совершали пытки и убийства...
Те бесчеловечные пытки ни в чем не повинных магглов, убийства детей, младенцев, женщин, осквернение невинной чистоты девушек...
И громкий, захлебывающийся в истерическом триумфе, высокий, холодный, отвратительный хохот Вольдеморта...
И Черная метка, висевшая в небе, смотревшая на метавшихся в панике людей своими пустыми, выеденными червями глазницами...
И тот ужас, что она внушала любому человеку, возвращавшемуся домой... Страх, что ты аппарируешь во двор, а там... Зелено-черное, огромное, смертоносное облако...
И война, бушевавшая вокруг. Война, собиравшая дань со всех: детей и мужчин, женщин и стариков. Но только с одних она взимала их жизни и кровь, живительную, ярко-алую влагу, а с других – горячие слезы... боль и безысходность...
Будь проклята война.
Да будет проклята война!
* * *
Сборы заняли всего несколько минут... Кошелек, зимняя мантия, ботинки, шарф... Проверка, на месте ли палочка...
И я припустил к зоне аппарирования с такой скоростью, которой я сам от себя не ожидал... Меня несло на всех парусах и главной движущей силой была надежда, надежда на то, что ОН, может быть, еще жив, держится из последних сил, ждет меня... Пусть ОН дождется меня, и если надо, я уйду вместе с ним куда угодно... В ад и чистилище, в рай и в преднебесье... и только ради того, чтобы быть рядом с НИМ навсегда, все века и тысячелетия, что людям отводятся в других мирах... Только ради того, чтобы позволить себе любить ЕГО, рассказать о той любви, в которую переросл мой пресловутый инстинкт защитить во что бы то ни стало. Рассказать ЕМУ о том, что именно ОН заставил меня своей любовью чувствовать вновь... И теперь я понял, что выражали те ЕГО желтые искорки в глазах, когда он говорил со мной, улыбался, и холод его глаз таял, и я видел те скрытые туманом искры и блики... Это была не симпатия и не нежность, не чувство «сына» к мужчине, годившемуся ЕМУ в отцы... Нет, это была любовь... И это была моя непростительная ошибка... То, что я понял это так поздно и так внезапно – моя глупая, разрушающая постепенно всю мою жизнь ошибка... И мне надо во что бы то ни стало разыскать ЕГО, сказать о том, что годами и десятилетиями копилось у меня в груди, желая выплеснуться наружу, все то, что ЕМУ я не сказал тогда, когда это было возможно...
И я найду его...
И еще один парадокс: мы воюем для того, чтобы сохранить мир во всем мире, не замечая, сколько страдания приносим ни в чем не повинным людям...
И будь проклят Вольдеморт со своими честолюбивыми планами завоевания жизненного пространства и культом чистокровия...
И будь прокляты Упивающиеся смертью, сильные волшебники и ведьмы, пошедшие на поводу у сумасшедшего фанатика, окончившие бесславно свою жизнь и борьбу... Некоторые, как Лестрэйнджи, опять попали в Азкабан... И в самое скорое время к ним троим будет применена высшая мера – Поцелуй дементор... Кто-то, как Люциус Малфой, покончил жизнь самоубийством, чтобы не покоряться... А кто-то, как Гейлы и Ноты, Флинты и Паркинсоны, погибли на поле боя... Погибли в той самой битве, что теперь называют «Последней»...
И я вспоминаю всех тех детей, что я учил, которые были обречены на такую судьбу с детства... Я учил их, уже тогда предполагая, как они закончат свою жизнь, которая наверняка будет недолгой... В тюрьме с выпитой до дна душой... либо на кладбище... В общей могиле для всех Упивающихся... Решение Дамблдора.
Теодор и Марина Нотты, блестящие, на редкость блестящие ученики, уже в пятнадцать лет принявшие на себя метку...
Винсент Крэбб и Грегори Гойл... вечные телохранители... Тупые, злобные, свита Драко Малфоя... его «руки» для «грязных» дел...
Пэнси Паркинсон вступила в Орден Пожирателей смерти недавно... Главная сплетница Хогвартса... просто дура, на которую надавили родители... Безвольная идиотка...
Блейз Забини и Миллисента Бычешейдер... две заклятые подружки... слабые ведьмы... и ума не было ни грамма...
Весь мой последний слизеринский выпуск... ЕГО выпуск... А после этого я отказался от кураторства, посвятив всего себя ЕМУ и войне... и именно в таком порядке, только так и никак не иначе...
А вот показалась и лужайка с несколькими преподавательскими метлами... Мне не нужны были метлы... Я встал на середину очерченной окружности и сосредоточился на имевшихся координатах... попытался расслабиться... не сумел...
– Аппариум!
С дикой скоростью мое тело завертело в пространстве... А потом произошел взрыв, и мне показалось, что тело мое распалось на несколько миллионов частиц, которые перед самым моим приземлением вновь соединились в одно целое...
Я огляделся... Это было очень живописное место, но красота ландшафта в тот момент меня совершенно не интересовала... Повсюду холмы, покрытые белым налетом инея, чуть прикрывавшего желто-зеленую пожухшую траву... Маленькая речонка, еще не скованная льдом... И старинный заброшенный дом, заросший обветшалым, сморщенным плющом, явно магического происхождения... И ладони мои взмокли, и коленки пригибались от смеси предвкушения и страха... Настоящего, животного страха перед гложущей душу неизвестностью...
И я снова проклял треклятую войну за то, в что она превратила мою жизнь...
За то, что я уже не верил даже самому себе...
Сильный ветер сшибал с ног и развевал мои длинные волосы и полы мантии, которые черными акварельными пятнами растекались по холодному воздуху, холодному, но еще не морозному... Но я не обращал внимания на то, что мне было чертовски промозгло под мантией, на то, что ноги в тонких сапогах промокли...
Я шел туда, куда меня манил магнит моей души...
Я шел туда, где была моя любовь...
Будь проклята война за то, что я так боюсь туда входить... И в то же время так отчаянно хочу увидеть ЕГО...
И досчитав до десяти, я шепнул «Алохомора» и зашел в дом...
ГЛАВА 4
Как можно выразить на простом листе бумаги все чувства, всполохнувшие внутри, когда я вошел в тот дом... Сырой, неуютный, с мерзко вывшим в щелях ветром?
Холод, сковывавший тело?
Лихорадочно блуждавший по стенам, заколоченным окнам и потолку взгляд...
Как, скажите!!! Я не знаю! Скажите мне, как, я так и сделаю!
Когда старая скрипучая дверь с громким треском захлопнулась, я огляделся... Сырая, со старой, разбитой мебелью комната. Камин, придавший бы этому залу более обжитой вид, если бы был зажжен, был темен...
И вдруг меня пронзила страшная догадка... Нет, даже не догадка... Не то чтобы тут могла быть засада, нет, или что-то в этом роде... нет...
Это было что-то другое... инстинкт, интуиция, предчувствие чего-то неизбежного, чего-то ужасного, чего-то, с чем я никогда не смогу смириться... Предчувствие, что этот насквозь просыревший дом не принесет мне ничего, кроме слез и вести, которая будет заставлять меня просыпаться ночью, выкрикивая ЕГО имя... просыпаться с ЕГО именем на устах...
Тряхнув головой, я попытался отогнать от себя эти навязчивые мысли, которые столь усердно паразитировали у меня в мозгу... которые заставляли меня бояться сделать хоть шаг... бояться еще сильнее...
Шаг...
Кричавшие в голове голоса почти лишали меня разума...
Шаг...
И одна нога уже на первой скрипучей ступеньке старой лестницы, ведшей, надо полагать, на второй этаж...
Шаг...
И вторая нога на полусгнившей, дряхлой и буквально рассыпающейся на глазах ступеньке... Комната наполнилась отвратительным треском древесины...
Шаг...
И еще один...
То время, за которое я преодолел те двадцать ступенек, показалось мне вечностью... не больше и не меньше...
Оказавшись в темном, неосвещенном коридоре, я невольно повел плечами и поплотнее закутался в мантию... Сквозняк был просто ужасающим...
Осмотрев чертову прорву дверей, выходивших в этот кишкообразный коридор, я решил действовать радикально.
– Гарри! – негромко позвал я.
Тишина. Ни один звук не нарушил стоячую тишину этого дома... Мертвую тишину, резавшую уши...
– Гарри! – чуть громче.
Что-то хрустнуло где-то у дальней стены, и, обернувшись, я увидел только конец лысого крысиного хвоста. Фу, тут еще и крысы. Ненавижу крыс... Надо скорей освобождать ЕГО и аппарировать к школе...
– Гарри! – заорал я, плюнув на конспирацию. Какая, к вонючему Гриффиндору, конспирация, если тут никого нет, кроме грызунов и насекомых, а?!
И, потеряв терпение, потеряв человеческий облик, потеряв все и став похожим на безумца, я рванулся к первой попавшейся под руку двери...
Я и есть безумец. И меня сделал им ОН тогда, когда его губы впервые коснулись моих, с тех пор, как наши взгляды, без ненависти и презрения, встретились и срикошетили друг от друга... Я сошел с ума еще тогда, когда услышал ЕГО стон – мое имя! – вырвавшийся из его уст во время нашего первого оргазма... И тогда я потерял остатки разума... Я тогда отказался от всего, что у меня было, и от того, что могло было быть...
Я забыл себя и стал другим...
Я сдался, выбросил белый флаг...
Я сдался на милость победителя...
Я сдался ЕМУ...
А там, в той комнате, ничего. Пустота. ни мебели, ни картин, ни окон, только причудливые тени сетей паутины... Только паутина, застлавшая обветшалые стены...
Следующая дверь...
И еще одна...
И еще...
И еще...
И еще...
Знак бесконечность...
Темно, и пусто, и сыро...
И только гложущее беспокойство и невыносимое одиночество...
Последняя дверь...
В тот день лагерь разделился. Часть – те, которым было наплевать на все, кроме победы, вернулись домой к женам, матерям, детям – праздновать освобождение мира от той темной волны, что накатывала на него и затапливала его в течение последних пяти лет. Вторая же часть отправилась на ЕГО поиски. ЕГО, чье имя сегодня и последующие дни будут произносить тысячи, миллионы раз... ЕГО, который избавил мир от зла.... ЕГО, что пропал куда-то после смерти окончательной, физической и духовной, Темного Лорда... ЕГО, национального героя Англии... Гарри Поттера...
* * *
– Сэр! Профессор! – раздался девчоночий голос, и я обернулся на зов. Вирджиния Уизли, заплаканная, с синими кругами под глазами, стояла напротив и протягивала мне письмо. Ее тонкая рука мелко-мелко тряслась... И меня вдруг затопило – нет, не жалостью, на которую с годами я перестал быть способен... – нет, просто обычным человеческим сочувствием к человеку из-за его искалеченной жизни.
Сочувствием к этой молодой, еще совершенно не успевшей пожить девушке, которая в одночасье превратилась из наивной девчонки во взрослую женщину... Потеряв родителей и почти всех братьев – в живых остались только Уильям и Рональд, – она теперь боялась каждого известия, которое приходило из-за стен штаб-квартиры... Она боялась, что в этом письме, адресованном мне, написано о еще чьей-нибудь смерти... О ЕГО смерти...
И, следует признаться, я тоже боялся... Боялся того, что один из моих кошмаров, где я ЕГО теряю, воплотится в жизнь и больше я никогда, никогда ЕГО не увижу...
«Северус
Ничего. Мы прочесали дома Ноттов, Паркинсонов и Крэббов. Осмотрели все – нигде ничего нет. Мне очень жаль. На завтра запланированы Малфои и Гойлы. Я думаю, что мы обязательно скоро найдем его.
PS: передай своим, чтобы не теряли надежду.
К. Шаклболт»
Я усмехнулся, но как-то грустно и беззлобно. А потом махнул рукой напрягшейся девушке, и она, опустив голову, ушла... А я все еще сидел, и в ушах у меня отдавался эхом дробный стук ее каблучков...
Я найду его, живого или мертвого, найду САМ, потому что то скопище баранов, которые в своем большинстве составляют Орден Феникса, совершенно ни на что не способны.
Я найду его.
Клянусь.
* * *
Мои мысли уже привычно унеслись в прошлое на два года назад. Когда в то летнее, светлое утро солнце было похоже на огромный масляный блин, кто-то изо всех сил забарабанил в мою дверь...
Оторвавшись от переиздания Борджиа, я нехотя встал, думая, что это еще один семикурсник с подарками в честь его счастливого избавления от меня, великого и ужасного профессора Алхимии. Но когда я открыл дверь, то чудом сумел удержать на лице некоторое подобие презрения, смешанного с полным равнодушием. Нет, это действительно был студент, семикурсник – уже бывший, – гриффиндорец... Но, что больше всего меня поразило, это был Гарри Поттер...
После всех волнующих событий его пятого года обучения этот несносный мальчишка предпочел закрыться в оскорбленном молчании... Либо постоянно напоминать мне о той роли, что я сыграл в кульминации. Ну, это я, наверное, виноват в том, что он совершенно необучаемый? Что его драгоценный крестный как был всю жизнь редкостным ублюдком, таким и остался после тюрьмы?
Но в глазах Поттера не блистало никакой лихорадочной неприязни, ставшей столь обычной за последние года. Нет, в глазах Поттера было что-то такое, от чего я сначала отшатнулся, потому что дражайший отпрыск моего заклятого «друга» казался сумасшедшим. Его глаза пылали, но не ненавистью или злостью, а чем-то другим, на щеках выступил нездоровый румянец, галстук был ослаблен, а ворот рубашки расстегнут, создавая впечатление, что мальчишке не хватало воздуха.
– Мистер Поттер! – я церемонно поклонился, недоумевая, что он тут забыл в свой последний день. – Мое почтение!
– Профессор Снейп! – мальчишка лишь небрежно кивнул мне в ответ, и я с трудом сдержался, чтобы не сорваться на него.
– Мистер Поттер, я чем-то могу вам помочь или это просто дань вежливости?!
– Да, можете!
– О, я упоен! – саркастически прокомментировал я. – Так в чем же дело, мистер По-о-о-о... м-м-м-м...
В этот момент что-то влажное и настойчивое зажало мне рот. В первые мгновенья я просто впал в ступор и не мог сделать ни единого движения, не мог сказать ни слова, оттолкнуть... А тем временем наглый язычок продолжал свое путешествие, исследуя пространство моего рта и...
– ПОТТЕР! – рявкнул я, вырвавшись и теряя свои замысловатые «вы». – Либо ты сейчас же объяснишь, какого дьявола и лешего ты тут делаешь, либо я сейчас же облегчу задачу Вольдеморту, убив тебя на месте, тут же и сию минуту!!!!!!!!!
Не то чтобы я не имел практики общения с домогающимися студентами. Имел, очень даже имел, и со студентами, и со студентками... Это одно из составляющих обычной, ничем не примечательной жизни хогвартского профессора... И обычно все это заканчивалось просто и быстро.
Обливиате! – и спокойная жизнь во всех отношениях...
Но чтобы Поттер... Поттер... ПОТТЕР!!!!!!!
Сейчас мне уже и не вспомнить, кто из нас снова сделал первый шаг... первый шаг к бездне... Я не помню, чьи губы первыми прижались с губам другого, я лишь помню тепло чужих губ под моими, тепло сцепившихся в борьбе языков... сцепившихся не на жизнь, а на смерть...
Лихорадочные движения рук, срывавших одежду клочьями, два тела, обнаженных и просящих ласки, а потом ОГОНЬ!
* * *
Это чувство, которое догорающим углем тлеет в моем заледеневшем сердце, ежесекундно заставляя его биться, появилось не сразу. Это была еще не любовь и, конечно, больше не ненависть, не нежность и, само собой, не доброта... Это было тогда лишь стремление защитить неожиданно ставшего для тебя дорогим человека... защитить во что бы то ни стало...
Мне было без разницы, кем был я и кем был ОН, мне было все равно, что о нас тут же узнали Дамблдор и Вольдеморт, что моя шпионская миссия провалилась с громким треском... Я жил, выпивая всю жизнь без остатка, живя той жизнью, какой я еще не жил...
Но будь проклята война!
Когда я отпускал ЕГО к Темному Лорду, я предполагал, что можно ждать двух возможных исходов: что он победит и вновь спасет наш никчемный мир или что он погибнет, войдя в историю, как самый неистовый, самый дерзкий и храбрый гриффиндорец, борец со злом, борец с Вольдемортом...
Но к такому повороту я, признаться, готов не был... Вольдеморт мертв, и об этом красноречиво сказала моя полыхнувшая в ту секунду смерти черная метка перед тем, как исчезнуть... Но ЕГО вот уже который день ищут лучшие авроры страны, лучшие специалисты министерства и Ордена – но, как видно, безрезультатно.
И горечь от возможной мысли о его смерти еще причиняет не самую сильную боль. Надежда, что вот уже почти неделю поддерживала нас, начала испаряться, как туман, оставляя членов Ордена в безысходности и скорби...
День за днем, уже не знаю сколько часов Ремус Люпин, Кингсли Шаклболт, Нимфадора Тонкс с чертовой прорвой ищеек, авроров и детективов пытались разыскать его. Но тщетно.
Немногочисленные оставшиеся в живых друзья ЕГО обезумели – потерять еще и ЕГО... Это было бы слишком... Достаточно жертв: Упивающиеся смертью перебили весь выпуск Гриффиндора 1998 года, а несчастный Невилл Лонгботтом повторил участь своих родителей, отправившись в больницу Святого Мунго все от той же руки, руки Бэллатрикс Лестрэйндж... Я не могу смотреть без содрогания на то, во ЧТО превратили эти изверги мальчишку... А злой рок, преследующий семейство Боунсов? А убитые в своем собственном доме Чанги? А отправленные на тот свет Аммос и Мишель Диггори? А их маленькая дочь, которая вот-вот должна была пойти в Хогвартс? А Уизли? А Грэйнджеры? А МакМиланны?
И это только те, кого я знал... А те, кого я не знал?! Безымянные магглы и магглянки, их дети и старики... А те волшебники, с которыми я не был знаком?
Семья Крамов, которую истребили Упивающиеся смертью во главе с Малфоем-младшим? Та семья французов Делакур, чья дочь участвовала в Тремудром турнире? Вуды, Финч-Флетчли, Дэйвисы, Спиннеты...
Да этот список можно продолжать бесконечно...
И я не буду этого делать...
Я, ни на кого не надеясь, буду заниматься ЕГО поисками сам. И найду его во что бы то ни стало.
– Клянусь! – прошептал я, положив руку на Библию.
ГЛАВА 2
Той ночью меня снова принял в свои когтистые объятия один из ТЕХ снов... Снов, где я ЕГО теряю...
Я шел по едва освещенному факелами коридору, и где-то вдали слышались отзвуки чьих-то шагов. И я знал, чьими были эти шаги... Это были ЕГО шаги... Я шел вперед, одновременно больше всего на свете желая проснуться, но мой разум покинул меня. Разум, измотанный последними годами, всем тем, что мне пришлось увидеть, всем тем, через что мне пришлось пройти, внял мольбам измученного тела.
И внезапно шаги, отражавшиеся дробным эхом от каменных стен, смолкли... И мое сердце сначала пропустило несколько ударов, замерло внутри лишь на одной тонкой струне, а потом заколотилось... Бешено, отчаянно, рывками, стремясь выскользнуть из груди...
И я ринулся вперед, то и дело налетая на какие-то вещи, преграды, но я не обращал внимания на то, что это было... Спотыкаясь, я бежал, не разбирая дороги, моля Господа, Мерлина и всех богов, колдовским и маггловских, лишь об одном... чтобы ОН не исчезал... чтобы ОН подождал меня... Не уходил один...
И я вновь один оказывался в отделе Тайн, в помещении, где было сотни, тысячи дверей, в одну из которых зашел ОН... И я знал, в какую... Туда, куда простым смертным входа нет... Туда, куда мог войти только ОН... Туда, куда звала ЕГО его сила... Туда, куда я никогда не смогу отправиться... Туда, где я никогда не сумею его найти...
Никогда...
А потом на смену кошмарам пришли воспоминания – реальные, но такие же страшные и пронзительные...
Ночь... Кладбище... И несколько десятков человек в черных мантиях, капюшонах и белых масках... И я среди них... И двое посреди круга, образованного Упивающимися смертью... ОН и Вольдеморт... Две пары глаз, жадно ждавших первого шага соперника... И два луча, красный и зеленый, встретились на полпути и, срикошетив, разделились... И две застывшие в ожидании фигуры... И сведенные судорогой напряжения черты лица... И морщинки, залегшие на лбу... И две палочки, взлетевшие в воздух одновременно...
И два резких выкрика...
«Авада Кедавра!»
«Круцио!»
И бросившийся защитить своего хозяина от пытки Айвери...
И зеленый луч, летевший к НЕМУ...
А потом мое неуловимое движение в сторону...
И я изо всех сил толкаю его прочь...
И десятки разгневанных вскриков...
И боль, от Круацитуса, заставившая меня сложиться от боли пополам...
И я просыпаюсь в подземелье, в своей постели, покрытый потом и липким чувством беспокойства.
* * *
Я не хотел смотреть на то, как авроры брали штурмом поместье Малфой-мэнор... Но Дамблдор в буквальном смысле «приказал» ... Где уж там противиться приказам начальства?
Я никогда не забуду то, как яростно сопротивлялись трое против целой дивизии авроров и Ордена в полном (почти) составе. То, как бешено бился Люциус, защищая свой дом и свою семью... И то сколько авроров пало от руки Драко... Истерический хохот Нарциссы, когда ее, связанную, вели к дементорам Люпин и Дедалус Диггл... И то, как Люциус, поняв, что положение безвыходно, что он загнан в угол, направил палочку острием себе в грудь:
– Малфой не сдается! Никогда! Даже если он упал, он встает с гордо поднятой головой и дерзким взглядом... Лучше смерть, чем бездействие и повиновение нечистокровному врагу...
И через мгновенье его тело с глухим мерзким стуком упало на хрустящую от инея траву, пожухшую, бледно-желтую траву, уже покрытую первым напоминанием о зиме... И его роскошные волосы растрепались, и взгляд его остекленел, а черты его лица были сведены в последней гримасе, смертельной гримасе.
Лицо, не утратившее ни апломба, ни лоска... Мертвое лицо...
И страшно закричала Нарцисса, прекратив истерику и пытаясь вырваться из рук своих конвоиров...
И машинально опустил волшебную палочку Драко, в окоченении глядя на отца... На своего уже мертвого отца...
А потом он завыл, словно раненый зверь... И вой его, по-звериному полный беспросветного отчаянья и непритворной горечи, резанул мои уши...
И я аппарировал, не став дожидаться того, что последует потом... Я видел достаточно для того, чтобы мертвые фигуры, новые фигуры, стали являться ко мне во снах...
* * *
– Во сколько лет вы присягнули на верность Темному Лорду?! – металлический, неживой голос Эмилии Боунс, потерявшей всех родственников, от младшего брата до племянницы Сьюзен, был похож на голос заводной маггловской куклы.
– В семнадцать.
– Вы сделали это по собственной инициативе?!
– Да.
– Вас никто не заставлял?!
– Кто мог меня заставить?!
Тупой разговор. Во всех отношениях тупой...
– Вы участвовали в пытках людей??
– О да! – фанатичным огнем пылали глаза младшего, и теперь уже единственного оставшегося в живых Малфоя. – Я не только пытал, а еще и убивал! И я горжусь тем, что избавил волшебный мир, мой мир, от того мусора и грязнокровок, что наводнили его в последние годы.
– Вы знаете, где находится Гарри Поттер?!
Я моментально вышел из ледяного оцепенения, в котором пребывал последние полчаса бессмысленного до этого момента допроса Малфоя.
– А вы еще надеетесь, что он жив?! Неделя прошла...
Молчание. Я сцепил зубы, сочтя нужным промолчать...
– Даже если бы я и знал, где ОН, то не сказал бы... Его, должно быть, ТАМ уже нет!
И я поднялся, не выдержав, провожаемый тремя парами глаз: Эмилии Боунс, Тонкс и Малфоя, – и кивнул, давая разрешение использовать на Малфое любые заклятия и зелья, вплоть до Веритасерума и Непростительных проклятий. Любые средства. И все только для того, чтобы найти ЕГО.
Нарцисса Малфой не выдержала пыток. Сыпля проклятиями и морщась от жгучей боли во всем теле, она выплюнула несколько всего лишь слов. Уэльс и точные координаты местности, где ОН находился.
Через час раскололся и Драко под Круацитусом и Резальным заклятием, подтвердив слова матери...
Я смотрел на этих двоих и думал о их сломанных жизнях... О том образе жизни, что они выбрали для себя... И о том, к чему это привело...
Будь проклята война...
Думал о других сотнях и сотнях тысяч искалеченных жизней...
О своей искалеченной жизни...
О ЕГО искалеченной жизни...
О чем-то загубленном детстве...
О чьей-то пролетевшей в борьбе молодости...
О жизнях, отданных во имя победы...
Во имя мира в мире...
Будь проклята война...
А потом развернулся и, взмахнув полой мантии, вышел за дверь... Время пришло...
Да будет проклята война...
ГЛАВА 3
Война – это есть зло. Подобно тому, что самое великое физическое зло на земле – это смерть, точно так же и война – является великим злом, но только моральным... Сколько людей предало наш Орден Феникса, перейдя на сторону врага, считая, что избежит неминуемого... Они предали нас, как Петтигрю. Нанесли подлый и трусливый удар в спину... Сначала мы катастрофически проигрывали; Темный Лорд опережал нас с каждым шагом, с каждым своим ходом, и война была похожа на игру в шахматы... Нам постоянно ставили шах, но мы спасались, мы боролись изо всех сил и с невероятными усилиями все же избегали предначертанного – смерти...
Война – это эпидемия... Это болезнь, которая хуже всех остальных болезней – и холеры, и оспы, – на земле... Павшие в войне поражают своих близких и любимых горечью потери, вдовством, сиротством... Оставшиеся же в живых заражаются неисцелимыми недугами: жестокостью и презрением к человечеству, цинизмом и ненавистью ко всему живому на земле... к оставшимся в живых...
Парадоксально, но узы войны, отношения, приобретенные в ходе войны, нерасторжимы. Вот, например, наша с НИМ ненависть, обоюдная, доставлявшая обоим истинное наслаждение, переросла сначала в животную страсть, потом в искреннюю, теплую привязанность, а потом в... любовь?!
Война – это война...
Будь проклята война!
Принятие войны – это принятие всего того ужаса, что она неизменно принесет за собой. И если в войне есть остервенелое желание выиграть у одной стороны, то на другой стороне, в другом стане – есть великое чувство, любовь... Любовь, которой будет суждено преломиться во тьме... Любовь, моя и ЕГО...
Война допускает любые жестокости и гнусности, и она оправдывает любую мразь, совершившую их, оправдывает псевдоблагими целями... Во имя победы...
Те жестокие и не принесшие никому ничего зверские пытки и убийства грязнокровных волшебников и их семей – Грэйнджеры, Томасы, Криви, Лоуленсы, Петерсоны, Эвены... кому была от этого польза? что это изменило в мире? То, что в нем стало на несколько людей меньше? Что? Ну, кроме того полного морального удовлетворения, полученного извергами, что совершали пытки и убийства...
Те бесчеловечные пытки ни в чем не повинных магглов, убийства детей, младенцев, женщин, осквернение невинной чистоты девушек...
И громкий, захлебывающийся в истерическом триумфе, высокий, холодный, отвратительный хохот Вольдеморта...
И Черная метка, висевшая в небе, смотревшая на метавшихся в панике людей своими пустыми, выеденными червями глазницами...
И тот ужас, что она внушала любому человеку, возвращавшемуся домой... Страх, что ты аппарируешь во двор, а там... Зелено-черное, огромное, смертоносное облако...
И война, бушевавшая вокруг. Война, собиравшая дань со всех: детей и мужчин, женщин и стариков. Но только с одних она взимала их жизни и кровь, живительную, ярко-алую влагу, а с других – горячие слезы... боль и безысходность...
Будь проклята война.
Да будет проклята война!
* * *
Сборы заняли всего несколько минут... Кошелек, зимняя мантия, ботинки, шарф... Проверка, на месте ли палочка...
И я припустил к зоне аппарирования с такой скоростью, которой я сам от себя не ожидал... Меня несло на всех парусах и главной движущей силой была надежда, надежда на то, что ОН, может быть, еще жив, держится из последних сил, ждет меня... Пусть ОН дождется меня, и если надо, я уйду вместе с ним куда угодно... В ад и чистилище, в рай и в преднебесье... и только ради того, чтобы быть рядом с НИМ навсегда, все века и тысячелетия, что людям отводятся в других мирах... Только ради того, чтобы позволить себе любить ЕГО, рассказать о той любви, в которую переросл мой пресловутый инстинкт защитить во что бы то ни стало. Рассказать ЕМУ о том, что именно ОН заставил меня своей любовью чувствовать вновь... И теперь я понял, что выражали те ЕГО желтые искорки в глазах, когда он говорил со мной, улыбался, и холод его глаз таял, и я видел те скрытые туманом искры и блики... Это была не симпатия и не нежность, не чувство «сына» к мужчине, годившемуся ЕМУ в отцы... Нет, это была любовь... И это была моя непростительная ошибка... То, что я понял это так поздно и так внезапно – моя глупая, разрушающая постепенно всю мою жизнь ошибка... И мне надо во что бы то ни стало разыскать ЕГО, сказать о том, что годами и десятилетиями копилось у меня в груди, желая выплеснуться наружу, все то, что ЕМУ я не сказал тогда, когда это было возможно...
И я найду его...
И еще один парадокс: мы воюем для того, чтобы сохранить мир во всем мире, не замечая, сколько страдания приносим ни в чем не повинным людям...
И будь проклят Вольдеморт со своими честолюбивыми планами завоевания жизненного пространства и культом чистокровия...
И будь прокляты Упивающиеся смертью, сильные волшебники и ведьмы, пошедшие на поводу у сумасшедшего фанатика, окончившие бесславно свою жизнь и борьбу... Некоторые, как Лестрэйнджи, опять попали в Азкабан... И в самое скорое время к ним троим будет применена высшая мера – Поцелуй дементор... Кто-то, как Люциус Малфой, покончил жизнь самоубийством, чтобы не покоряться... А кто-то, как Гейлы и Ноты, Флинты и Паркинсоны, погибли на поле боя... Погибли в той самой битве, что теперь называют «Последней»...
И я вспоминаю всех тех детей, что я учил, которые были обречены на такую судьбу с детства... Я учил их, уже тогда предполагая, как они закончат свою жизнь, которая наверняка будет недолгой... В тюрьме с выпитой до дна душой... либо на кладбище... В общей могиле для всех Упивающихся... Решение Дамблдора.
Теодор и Марина Нотты, блестящие, на редкость блестящие ученики, уже в пятнадцать лет принявшие на себя метку...
Винсент Крэбб и Грегори Гойл... вечные телохранители... Тупые, злобные, свита Драко Малфоя... его «руки» для «грязных» дел...
Пэнси Паркинсон вступила в Орден Пожирателей смерти недавно... Главная сплетница Хогвартса... просто дура, на которую надавили родители... Безвольная идиотка...
Блейз Забини и Миллисента Бычешейдер... две заклятые подружки... слабые ведьмы... и ума не было ни грамма...
Весь мой последний слизеринский выпуск... ЕГО выпуск... А после этого я отказался от кураторства, посвятив всего себя ЕМУ и войне... и именно в таком порядке, только так и никак не иначе...
А вот показалась и лужайка с несколькими преподавательскими метлами... Мне не нужны были метлы... Я встал на середину очерченной окружности и сосредоточился на имевшихся координатах... попытался расслабиться... не сумел...
– Аппариум!
С дикой скоростью мое тело завертело в пространстве... А потом произошел взрыв, и мне показалось, что тело мое распалось на несколько миллионов частиц, которые перед самым моим приземлением вновь соединились в одно целое...
Я огляделся... Это было очень живописное место, но красота ландшафта в тот момент меня совершенно не интересовала... Повсюду холмы, покрытые белым налетом инея, чуть прикрывавшего желто-зеленую пожухшую траву... Маленькая речонка, еще не скованная льдом... И старинный заброшенный дом, заросший обветшалым, сморщенным плющом, явно магического происхождения... И ладони мои взмокли, и коленки пригибались от смеси предвкушения и страха... Настоящего, животного страха перед гложущей душу неизвестностью...
И я снова проклял треклятую войну за то, в что она превратила мою жизнь...
За то, что я уже не верил даже самому себе...
Сильный ветер сшибал с ног и развевал мои длинные волосы и полы мантии, которые черными акварельными пятнами растекались по холодному воздуху, холодному, но еще не морозному... Но я не обращал внимания на то, что мне было чертовски промозгло под мантией, на то, что ноги в тонких сапогах промокли...
Я шел туда, куда меня манил магнит моей души...
Я шел туда, где была моя любовь...
Будь проклята война за то, что я так боюсь туда входить... И в то же время так отчаянно хочу увидеть ЕГО...
И досчитав до десяти, я шепнул «Алохомора» и зашел в дом...
ГЛАВА 4
Как можно выразить на простом листе бумаги все чувства, всполохнувшие внутри, когда я вошел в тот дом... Сырой, неуютный, с мерзко вывшим в щелях ветром?
Холод, сковывавший тело?
Лихорадочно блуждавший по стенам, заколоченным окнам и потолку взгляд...
Как, скажите!!! Я не знаю! Скажите мне, как, я так и сделаю!
Когда старая скрипучая дверь с громким треском захлопнулась, я огляделся... Сырая, со старой, разбитой мебелью комната. Камин, придавший бы этому залу более обжитой вид, если бы был зажжен, был темен...
И вдруг меня пронзила страшная догадка... Нет, даже не догадка... Не то чтобы тут могла быть засада, нет, или что-то в этом роде... нет...
Это было что-то другое... инстинкт, интуиция, предчувствие чего-то неизбежного, чего-то ужасного, чего-то, с чем я никогда не смогу смириться... Предчувствие, что этот насквозь просыревший дом не принесет мне ничего, кроме слез и вести, которая будет заставлять меня просыпаться ночью, выкрикивая ЕГО имя... просыпаться с ЕГО именем на устах...
Тряхнув головой, я попытался отогнать от себя эти навязчивые мысли, которые столь усердно паразитировали у меня в мозгу... которые заставляли меня бояться сделать хоть шаг... бояться еще сильнее...
Шаг...
Кричавшие в голове голоса почти лишали меня разума...
Шаг...
И одна нога уже на первой скрипучей ступеньке старой лестницы, ведшей, надо полагать, на второй этаж...
Шаг...
И вторая нога на полусгнившей, дряхлой и буквально рассыпающейся на глазах ступеньке... Комната наполнилась отвратительным треском древесины...
Шаг...
И еще один...
То время, за которое я преодолел те двадцать ступенек, показалось мне вечностью... не больше и не меньше...
Оказавшись в темном, неосвещенном коридоре, я невольно повел плечами и поплотнее закутался в мантию... Сквозняк был просто ужасающим...
Осмотрев чертову прорву дверей, выходивших в этот кишкообразный коридор, я решил действовать радикально.
– Гарри! – негромко позвал я.
Тишина. Ни один звук не нарушил стоячую тишину этого дома... Мертвую тишину, резавшую уши...
– Гарри! – чуть громче.
Что-то хрустнуло где-то у дальней стены, и, обернувшись, я увидел только конец лысого крысиного хвоста. Фу, тут еще и крысы. Ненавижу крыс... Надо скорей освобождать ЕГО и аппарировать к школе...
– Гарри! – заорал я, плюнув на конспирацию. Какая, к вонючему Гриффиндору, конспирация, если тут никого нет, кроме грызунов и насекомых, а?!
И, потеряв терпение, потеряв человеческий облик, потеряв все и став похожим на безумца, я рванулся к первой попавшейся под руку двери...
Я и есть безумец. И меня сделал им ОН тогда, когда его губы впервые коснулись моих, с тех пор, как наши взгляды, без ненависти и презрения, встретились и срикошетили друг от друга... Я сошел с ума еще тогда, когда услышал ЕГО стон – мое имя! – вырвавшийся из его уст во время нашего первого оргазма... И тогда я потерял остатки разума... Я тогда отказался от всего, что у меня было, и от того, что могло было быть...
Я забыл себя и стал другим...
Я сдался, выбросил белый флаг...
Я сдался на милость победителя...
Я сдался ЕМУ...
А там, в той комнате, ничего. Пустота. ни мебели, ни картин, ни окон, только причудливые тени сетей паутины... Только паутина, застлавшая обветшалые стены...
Следующая дверь...
И еще одна...
И еще...
И еще...
И еще...
Знак бесконечность...
Темно, и пусто, и сыро...
И только гложущее беспокойство и невыносимое одиночество...
Последняя дверь...