развернуть Прочитав книгу Станислава Лема «Солярис» и посмотрев одноименный фильм Алексея Тарковского, я получила довольно полное представление о предмете анализа. Не зря же считается, что «Солярис» шедевр научной фантастики, но без существования фильма Тарковского наше представление о Солярисе и Станции Солярис, было бы неполным.
Должна сказать, что книга с первых страниц захватила меня, в отличие от фильма. Язык Лема прост и сложен одновременно. Из-за того, что он использует невероятное количество олицетворений, метафор, аллегорий, разворачивающийся сюжет на страницах романа представлялся в голове красочно и ярко. Чего стоят такие литературные средства, впечатлившие меня, как олицетворение «плач ветра», «окно глядело в океан», оксюморон «упорядоченный хаос» или метафора «лежащие пятня света». Он говорит о сложных вещах простыми словами, которые были бы понятны любому человеку. Так как этот роман относится к жанру научной фантастики, то в описании исследований автор использует специальную терминологию, которая может оказаться понятной далеко не всем. Но в то же время знание терминов не является определяющим содержание «Соляриса».
Как отмечают критики, роман Станислава Лема «Солярис» - «шедевр жанра научной фантастики, в котором писатель предугадал главную проблему нашей цивилизации: огромный разрыв между высочайшим уровнем научной и технической мысли и моральным развитием человека».
Не могу с ними не согласиться, ибо это великое творение автора. А теперь мне бы хотелось высказаться поподробнее. И начну я с краткого содержания романа.
Повествование начинается с запуска ракеты, на которой Криса Кельвина – ученого психолога – отправляют на станцию планеты Солярис для того, чтобы решить очень важный вопрос: будет ли работать станция дальше, или же ее имеет смысл закрыть и не проводить более никаких исследований. И вопрос этот был поставлен неспроста. Более ста лет проводились исследования в области изучения этой планеты, и единственным предметом споров между учеными стал океан. На основании множества анализов он был признан органической материей. Но если биологи видели в нем организм весьма примитивный, то астрономы и физики утверждали, что это чрезвычайно высокоорганизованная структура, которая сложностью своего строения превосходит земные организмы.
Прибыв на планету, Крис Кельвин столкнулся с несколькими проблемами: явным нежеланием ученых станции с ним общаться и странностью их поведения; смертью доктора Гибаряна – одного из трех ученых, находящихся на станции; загадочным явлением, которое порождала сама планета. А странность этого явления состояла в том, что, после одного из опытов, у каждого человека на станции появился фантом – не человек и не копия определенного человека, а лишь материализированная проекция того, что содержал мозг этих людей. В связи с этим было выдвинуто предположение о том, что океан имеет разумную деятельность и знает строение, микроструктуру и метаболизм человеческого организма. Следовательно, океан может понимать людей, считывая информацию с их мозга. То есть океан – внеземная форма разума.
К проблематике этого произведения, можно отнести многое - это и нравственная проблема, и теологическая проблема, ну и, наконец, проблема Контакта человека и Соляриса.
Во время прочтения романа возникало множество вопросов. Ответы на большинство из них, я все-таки сумела найти, дочитав роман до конца и посмотрев вслед за ним фильм, но некоторые вопросы так и остались без ответов.
Как и у большинства, главным вопросом был: «А что такое Солярис»? Какого он рода, одушевленный или мертвый? Для чего он нужен? Как действует? Ответ в начале был самым простым: это планета, на поверхности которой расположен большой Океан. Но если начать с того, что думает по этому поводу автор, то закончить можно отнюдь не этой простой формулировкой.
«Я хотел только создать картину встречи человека с чем-то, что, безусловно, существует, возможно, в довольно глобальных масштабах, но не может быть втиснуто в человеческие концепции, идеи и представления. Именно поэтому книга была названа Солярис, а не Любовь в Далеком Космосе», - говорит сам Станислав Лем, что позволяет задуматься над многим.
Что мы имеем? Покрытая мыслящим Океаном планета, “понять которую труднее, чем всю остальную Вселенную”, и трое землян, запертых на исследовательской станции. Каждый из них прилетел сюда со своей тайной — страшной или стыдной. Каждый из них расплачивается за нее, ибо Солярис оказался “живородящим” Океаном (не зря в польском оригинале планета носит женское, а не мужское, как у нас, имя). Он материализует мысли, память, вожделения и населяет станцию “гостями” — фантомами, сотканными из снов и фантазий ученых. И первая из проблем, с которой мы, таким образом, сталкиваемся – нравственная. Ее с выстраданной четкостью формулирует психолог Крис Келвин, встретившийся на Солярисе с умершей из-за него женой. Но как он до этого дошел?
Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо ответить на ряд следующих: Кто такие «гости»? Зачем они появились и мучают работников станции? Зачем они приносят собой так много боли? Месть? Страшный суд? Да, а еще Океан таким образом общается с учеными. Он любит копировать как людей, так и предметы. Но почему-то эти идеально воссозданные куклы оживились. Вот в чем заключается воистину большая загадка! Ведь «гость» не тот человек, которого мы знали на Земле, это продукт Океана (если хотите его часть), причем, из-за своего «состава» и крайне высокой степени регенерации, является бессмертным. И жив этот гость до тех пор, пока находится в биополе Соляриса. Поэтому столь трагичны слова Криса к Хари: «Я останусь с тобой жить на станции». Ну а кульминация – это уход Хари: безболезненный (для нее), тихий и незаметный.
Вот что говорит сам Лем о конце книги: «…девушка решает сама себя уничтожить, не желая быть инструментом, с помощью которого какая-то неизвестная сила исследует искренне любимого ею человека». Это главное. Из этой мысли мы понимаем, что, во-первых, Океан исследует людей через гостей, и, во-вторых, Хари его «искренне любила». Хари – единственный человек на Станции Солярис.
Итак, Крис задает вопрос, на который нет простого ответа: “Можно ли отвечать за свое подсознание? Если я не отвечаю за него, тогда кто же?” В сущности, это — вопрос о неизбежности вины, о первородном грехе, которым обременен всякий человек, как бы глубоко он ни прятал его от себя. В поисках внеземной формы жизни люди наткнулись на себя и ужаснулись открытию, которое озвучил кибернетик Снаут: “Мы не ищем никого, кроме людей. Не нужно нам других миров. Нам нужно зеркало. Мы не знаем, что делать с иными мирами. Достаточно одного этого, и он-то нас уже угнетает”. Тайное на Солярисе становится явным, но явное остается тайным. Сводя с собой счеты, герои почти забывают об Океане, в контакте с которым они видели миссию человечества.
Если рассматривать Солярис с теологической точки зрения, то получается что для Тарковского Солярис — Бог-исповедник, Бог-судья, держащий перед нами зеркало. Его картина — притча о Страшном суде, который устраивает над нами совесть и память, он своего рода чистилище. Важно, однако, что экранизация игнорирует виновника этого диалога. Лем написал книгу не о любви, а о Контакте. В ней «не только человек, стремясь к Богу, не способен постичь Его, но и Бог не может постичь человека». Солярис, как сказано в последней главе романа, исковерканной советскими цензорами, — невсемогущий, ущербный Бог, Бог-неудачник, Бог-калека, который “жаждет всегда большего, чем может”. Оригинальность этого романа в том, что Лем пожалел не человека, а Бога.
“Солярис” — история поражения человека в его тщетных попытках достичь контакта с нечеловеком. Вызов, который бросает человеку возможность нечеловеческого, и есть основное содержание нашей духовной истории. Не зря на страницах романа звучит: «Солярис будет вечным вызовом, брошенным человечеству».
Если подробнее рассуждать о Контакте, то можно прийти к такому выводу, что раньше мы только предполагали возможность Другого, теперь знаем о нем и никогда не забудем. Момент встречи раскалывает историю надвое. До нее мы жили сомнением, после нее — надеждой. Контакт самоценен. Его главный результат — он сам. Любые знания, добытые в общении с чужим разумом, не могут сравниться с тем опытом, который дает единственный и решающий факт открытия этого разума. Человек только тогда перестанет быть главным мерилом вещей, когда он встретится с нечеловеком. Контакт — это конец такому невыносимому одиночеству, ибо человек никогда его и не выносил, тайно или явно окружая себя богами.
Лем выводит контакт, делая его безмолвным, лишая участников способности к общению. Здесь мы не знаем, чего хочет чужой разум, впрочем, что хочет свой — тоже. Главная коллизия у Лема связана с тем, что контакт невозможен, но он все-таки происходит. Не найдя общего языка, стороны, сами не понимая как, влияют друг на друга. Плод их встречи — перемены, причем — обоюдные. В этом ключ к “Солярису”.
Для Тарковского Солярис – автор пограничной ситуации, критическое испытание, сталкивающее человека с совестью. Материализуя вину, разумный Океан оставляет подсудимого наедине с уликой, предоставляя ему право вынести себе приговор и, как это случилось с покончившим с собой Гибаряном, привести его в исполнение. Для Тарковского Солярис — кривое, но нейтральное зеркало, безразличное к тому, что в нем отразилось. Пыточный инструмент, провокатор, космическое воплощение нравственного закона — кем бы ни был в фильме Солярис, он — не его герой. Главные у Тарковского — люди, попавшие в тиски экстремальной нравственности. И не зря в его фильме звучит фраза, которая отсутствует в книге: «Человеку нужен человек». Он снимал фильм о земных грехах, а не о космическом контакте. Между тем “Солярис” — все-таки книга о Солярисе.
Продолжая о Контакте с чужим разумом, можно отметить, что наука к нему попросту не приспособлена потому, что она не учитывает мотивы своих объектов. Вещи ничего не хотят, у них нет свободы воли, они – рабы законов природы. Но так происходит на Земле, а Солярису, однако, закон не писан. Законы он сам создает — и меняет. Проблема не в том, что мы не понимаем механизма этих процессов, хуже, что мы догадываемся об их целях. А ведь только они нас и интересуют. В конце концов, человеку не важно, как функционирует чужой разум, ему надо понять не что он делает, а зачем. Эти вопросы объявляет незаконными не только наука, но и философия. Первая изучает, как устроен мир, вторая – что нам с ним делать. И в том, и в другом случае человек исследует мир, а не мир – его. Контакт же — союз (или борьба) двух воль, направленных навстречу друг другу. О таком рассуждала только теология, но для нее Контакт – не научный эксперимент, а индивидуальное переживание, связанное не с разумом, а с душой – что бы мы ни подразумевали под этим словом.
Для Криса Кельвина общение с Океаном начинается раньше, чем он готов себе в этом признаться: “Кожу на шее и спине начало жечь, ощущение тяжелого неподвижного взгляда становилось невыносимым. Я бессознательно втягивал голову в плечи и все сильнее опирался на стол. Комната была пуста”. Ощутив на себе тяжелый взгляд Соляриса, Кельвин, еще того не зная, вступил в долгожданный Контакт с чужим разумом, но не на своих, а на его условиях. Все дальнейшее в романе — продолжение этого эксперимента.
Солярис общается с людьми точно так же, как люди с ним — втемную, на ощупь, не понимая, с кем имеет дело. Видя человека целиком, он не способен отделить рациональное от иррационального, разум от души и — что особенно важно — сон от яви.
По-своему Солярис прав. Во сне, когда наше сознание срастается с подсознанием, мы вновь цельны. Лишь во сне человек адекватен себе. Спящий — тот, кто есть, а не тот, кем он хочет или может казаться. Понять всю мучительность этой ситуации Кельвину помогает другая жертва эксперимента – Снаут, которого Солярис “наказал” еще сильней. Его “гость”, о котором мы, впрочем, ничего не знаем, – материализация фантазии, а не реальности, пусть и прошедшей. “То, что произошло, – говорит Снаут, – может быть страшным, но страшнее всего то, что не происходило. Возьмем фетишиста, который влюбился, скажем, в клочок грязного белья. Такое случается, но ты, вероятно, понимаешь, что бывают и такие ситуации, которые никто не отважится представить себе наяву, о которых можно только подумать, и то в минуту опьянения, падения, безумия – называй, как хочешь. И слово становится плотью. Вот и все”.
Это значит, что Солярис не отделяет действительность от вымысла, бывшее от небывшего. Океан сам творит свою реальность. Для него нет ничего невозможного – мысль и есть дело, слово и есть плоть. Судя нас по себе, он ничего не знает о той границе между мечтой и реальностью, которую мы считаем непреодолимой. Его неведение –признак ущербности, которая является обратной стороной всемогущества.
Одиночество делало Океан всемогущим. Добившись тотальной власти над средой, он стал ею. На Солярисе не было ничего, что не было бы Солярисом. В его мире не оставалось места для понятия Другого. Оно появилось вместе с людьми, которые открыли разумному Океану его ущербность. Солярис был Богом, пока не встретил человека. Проблема контакта для Соляриса еще более мучительна, чем для людей. Мы подготовлены к встрече своей историей – и биологией. Мы знаем, что мы – разные, Солярис знал, что он один. Единственное число чужого океана — того же порядка, что и нашего. Он не один среди многих, он один, как одна вода, какую бы форму она ни принимала.
Роман, учитывающий позицию Соляриса, приобретает новый смысл, а производство фантомных “гостей” – свою цель. Солярис изготовляет одних “людей” из других точно так же, как он творит из себя “симметриады” или “мимоиды”. Эти гигантские конструкции – его плоть и дух, неотделимые от породившей их мыслящей протоплазмы. Они никогда не отделяются от Океана, не становятся Другим. То же происходит и с “гостями”. Отростки подсознания, они — продолжение человека, неотделимые от него, как зеркальное отражение от оригинала.
Для Тарковского “гости” — овеществленная совесть, призраки, вызванные к жизни чувством вины. Но для Соляриса эти фантомные существа — посредники в диалоге. Сотворенные по человеческому подобию, они наделены нашей душой, но чужим телом. Двойственность их природы носит знаковый характер. Ничего не зная о человеке, Солярис имитирует его, демонстрируя свою готовность к информационному обмену. Любой разговор на незнакомом языке начинается с того, что мы подражаем чужой речи, не понимая ее значения. «Гости», как и «мимоиды», созданные Океаном – плод недоразумения. Океан, которому чуждо понятие индивидуальности, ничего не знает о любви, о рождении, о смерти. Поэтому созданные им “гости” повторяемы, неуязвимы и неуничтожаемы, как сам Океан. Ошибка Соляриса в том, что сотворенные по нашему образцу существа не могли не очеловечиться. Клон стал личностью, обзаведясь ее непременным атрибутом — свободой воли. Для Океана это должно было бы быть полной неожиданностью.
Даже всемогущий Бог, создав свободного человека, не может предсказать последствия своего творения. Это делает Его ущербным, а нас несчастными.
@музыка:
нет
@настроение:
Дима Билан - Believe mi
@темы:
Для памяти,
Книги
-
-
26.08.2008 в 12:35-
-
26.08.2008 в 12:38-
-
26.08.2008 в 14:52